— Ну да, с особенно длинной дымовой трубой, — хмыкнул он, идя следом.
Аннабел презрительно фыркнула:
— Если пытаешься рассмешить меня, не трудись. Я в бешенстве.
— Но почему? — пробормотал Саймон, схватив ее за талию и целуя в шею. — Из-за синяков? Поверь, все твои любимые части тела в полном порядке и прекрасно действуют.
Но Аннабел гордо выпрямилась, не желая смириться.
— Мне абсолютно все равно, даже нырни ты с головой в ковш с жидким металлом, если ты так глуп, что входишь в литейную без защитного комбинезона и…
— Адский суп, — бросил Саймон, касаясь губами ее пробора и нежно гладя грудь.
— Что? — переспросила Аннабел, уверенная, что он изобрел какое-то новое ругательство.
— Адский суп… так называют жидкий чугун.
Он продолжал жадно мять ее грудь, стиснутую тугим корсетом.
— Господи, что это у тебя под платьем?!
— Новая модель корсета.
Модный предмет туалета, привезенный из Нью-Йорка, был сильно накрахмален и держался на косточках, что придавало ему еще больше жесткости.
— Мне он не нравится. Я не могу добраться до твоих грудей, да и не чувствую их вообще.
— А ты и не должен ничего чувствовать, — с преувеличенным терпением заявила Аннабел, закатывая глаза, когда он чуть сильнее сжат тугие холмики. — Саймон… твоя ванна…
— Какой только идиот, спрашивается, изобрел проклятые корсеты? — мрачно вопросил он, отпуская ее.
— Англичанин, разумеется.
— Вполне возможно, — кивнул он, следя, как она закрывает краны.
— Модистка рассказывала, что корсеты когда-то были поясами, носимыми в знак покорности.
— Интересно, с чего это ты вдруг решила носить знак покорности?
— Потому что все носят, а если я вдруг откажусь, моя талия будет казаться толстой, как у коровы.
— О женщина, имя тебе — тщеславие, — усмехнулся Саймон, сбрасывая белье на изразцовый пол.
— Полагаю, мужчины носят галстуки в целях избыточного удобства? — медовым голоском осведомилась Аннабел, наблюдая, как муж садится в ванну.
— Я ношу галстук, потому что иначе люди посчитают меня еще большим дикарем, чем сейчас.
Осторожно опустившись в ванну, не рассчитанную на его размеры, Саймон блаженно вздохнул. Аннабел встала сзади, погладила его по голове и пробормотала:
— Ничего они не понимают. Нет, не бери губку, я помогу тебе.
Намыливая мужа, она невольно любовалась его сильным телом. Руки медленно скользили по буграм мышц и гладкой коже. Саймон, не скрывая чувственного удовольствия, изучал ее из-под полуприкрытых век. Его сердце забилось сильнее, а плоть дерзко восстала.
Тишина в комнате прерывалась только шумом воды и их громким дыханием.
Аннабел медленно провела пальцами по пене, покрывавшей его грудь, вспоминая, как он ласкал ее на широкой постели, накрыв своим телом.
— Саймон, — прошептала она.
Темные ресницы медленно поднялись. Темные глаза испытующе смотрели на нее. Большая рука прижала ее ладонь к жесткой мужской груди.
— Что?
— Если с тобой что-то случится, я…
Она не успела договорить. В дверь громко застучали. Все мысли мигом вылетели у нее из головы.
— Хм… кто бы это мог быть?
Саймон раздраженно поморщился.
— Ты за кем-то посылала?
Аннабел, покачав головой, поднялась и вытерла руки сухим полотенцем.
— Не обращай внимания, — посоветовал Саймон. Но стук становился более настойчивым.
— Вряд ли наш посетитель так легко сдастся. Полагаю, лучше посмотреть, кто это.
Она вышла из ванной, осторожно прикрыв за собой дверь, и пошла к выходу. В номер ворвался брат.
— Джереми, — обрадовалась она, но при виде его лица ахнула и отступила. Щеки юноши были белее снега, а губы мрачно сжаты. Он был без шляпы и сюртука, а волосы стояли дыбом. — Джереми! Что-то случилось? — выдохнула Аннабел, пропуская его в номер.
— Можно сказать и так.
Заметив в его взгляде едва сдерживаемую панику, Аннабел поспешно бросила:
— Немедленно расскажи, в чем дело!
Джереми рассеянно пригладил волосы, чем привел их в еще больший беспорядок.
— Дело в том… — начал он, но тут же закрыл рот и ошеломленно развел руками, словно сам не верил тому, что собирался произнести.
— Дело в том… — подсказала Аннабел.
— Мама… ранила человека.
Аннабел только глазами хлопала. Наконец она пришла в себя и сурово свела брови.
— Джереми, — строго объявила она, — это самая омерзительная проделка, которую ты…
— Какая проделка? Хотелось бы мне, черт побери, до такого додуматься!
Аннабел скептически усмехнулась:
— И кого же, по-твоему, она ранила?
— Лорда Ходжема. Одного из старых друзей папы. Ты его помнишь?
С лица Аннабел мгновенно сбежала краска.
— Господи, — в ужасе прошептала она. — Конечно, помню.
— Как выяснилось, он пришел к нам сегодня вечером, когда я был у друзей… хотя вернулся домой рано и, переступив порог, увидел кровь на полу прихожей.
Аннабел слегка покачала головой, пытаясь осознать смысл его слов.
— Я дошел по следу до самой гостиной, — продолжал Джереми, — где горничная билась в истерике, а лакей пытался вытереть лужу крови с ковра. Зато мама стояла как статуя, не говоря ни слова. На столе валялись окровавленные ножницы, из тех, которыми пользуются при вышивании. Судя по словам слуг, Ходжем вышел с мамой в гостиную, там они о чем-то поспорили. Потом все стало тихо, и Ходжем вывалился из двери, прижимая руки к груди.
Мысли Аннабел лихорадочно метались. Что теперь делать? Они с Филиппой, разумеется, скрыли правду от Джереми, который во время визитов Ходжема обычно бывал в школе. Насколько было известно Аннабел, брат вообще понятия не имел о его посещениях. Каким ударом было бы для него известие о том, что несколько счетов за его обучение было оплачено грязными деньгами… нет, он не должен ничего узнать! Следует как можно скорее придумать правдоподобное объяснение. Но сначала сделать все возможное, чтобы защитить Филиппу.