— Ну разумеется, — кивнула Филиппа, — и я уверена, что каждый, кто… Аннабел, дорогая, что ты делаешь?
— Всего лишь открываю окно, — сдавленным голосом пояснила Аннабел, покраснев, как свекла, едва вспомнила тот вечер, когда Саймон придумал совершенно новый, можно сказать, творческий способ использования этого напитка. — Здесь ужасно жарко… Ну почему, спрашивается, все окна закрыты в это время года?
Продолжая прятать лицо, она сражалась с задвижкой, пока Джереми не пришел на помощь.
Саймон и Филиппа беседовали, а Джереми тем временем успел распахнуть окно и ухмыльнулся, глядя на Аннабел, подставлявшую щеки прохладному ветерку.
— Должно быть, медовый месяц выдался весьма занимательным, — пробормотал он с ухмылкой.
— А тебе не полагается знать о подобных вещах, — прошептала Аннабел.
Джереми весело фыркнул.
— Мне четырнадцать, Аннабел, не забывай, — напомнил он и, подавшись ближе к сестре, продолжал: — Итак… почему ты вышла за мистера Ханта? Мама говорит, это потому, что он скомпрометировал тебя, но мне-то ясно, что тут есть кое-что еще. Уж я-то знаю: ты не позволишь себя скомпрометировать, если не захочешь.
Веселый взгляд вдруг стал серьезным.
— Ты из-за денег? Я видел домашние счета: очевидно, у нас за душой и двух шиллингов нет.
— Нет, дело не только в деньгах.
Аннабел всегда была абсолютно откровенна с братом, но очень трудно признать правду.
— В Стоуни-Кросс я заболела, и мистер Хант был неожиданно добр ко мне. Поэтому я увидела его в ином свете и обнаружила… что между нами возникло нечто вроде… симпатии.
— Духовной или физической? — Джереми снова улыбнулся, прочтя ответ в ее глазах. — И то и другое. Хорошо. Скажи, ты влю…
— О чем это вы шепчетесь? — со смехом спросила Филиппа, жестом приказывая им отойти от окна.
— Я умолял сестру не запугивать своего несчастного мужа, — объяснил Джереми.
Аннабел закатила глаза к небу.
— Спасибо, шурин, — торжественно заявил Саймон. — Можешь представить, сколько отваги требуется, чтобы выстоять против подобной жены. Но пока мне это удавалось…
Он с деланным ужасом осекся при виде угрожающего взгляда Аннабел.
— Зато теперь понятно, что нам с твоим братом лучше делиться мужскими секретами исключительно на улице, пока ты рассказываешь матушке о Париже. Джереми, не хочешь прокатиться в моем фаэтоне.
Юноша не заставил просить себя дважды:
— Сейчас найду шляпу и куртку…
— Шляпа ни к чему. Все равно через минуту слетит, — лаконично посоветовал Саймон.
— Мистер Хант! — крикнула вслед Аннабел. — Если искалечите или убьете моего брата, ужина не ждите.
Саймой ответил что-то неразборчивое, и оба исчезли в прихожей.
— Фаэтоны слишком легкие и быстрые и часто переворачиваются, — встревожилась Филиппа. — Надеюсь, мистер Хант умеет править.
— И превосходно, — заверила Аннабел с ободряющей улыбкой. — Он вез нас сюда из отеля так медленно, что можно было подумать, мы тащимся в тяжелом фамильном экипаже. Думаю, Джереми не мог оказаться в более надежных руках.
Весь следующий час женщины сидели в гостиной за чаем и обсуждали все, что случилось за последние две недели. Как и ожидала Аннабел, Филиппа не задавала вопросов об интимных подробностях медового месяца, явно не собираясь вторгаться в жизнь молодой пары. Зато живо интересовалась рассказами Аннабел о новых знакомых, балах и вечерах, которые они посещали. Имена богатых промышленников были ей неизвестны, и она внимательно слушала истории Аннабел.
— Теперь все больше и больше таких людей приезжает в Англию, — заметила она. — Чтобы прибавить к богатству еще и титулы.
— Как Боумены, — кивнула Аннабел.
— Да. С каждым новым сезоном нас осаждают орды американцев, а ведь Господу известно, как и без того трудно поймать аристократа. Нам конкуренция ни к чему. Я буду рада, когда поток фабрикантов иссякнет и все вернется в свое русло.
Аннабел грустно улыбнулась, не зная, как объяснить матери, что, судя по тому, что она видела и слышала, это только начало и что к прошлому возврата нет. Она и сама только начинала немного понимать, к каким переменам ведет развитие железных дорог, судоходства и техники, причем не только в Англии, но и во всем мире. Именно эти темы Саймон и его приятели обсуждали за обедом, вместо того чтобы подобно представителям высшего класса распространяться об охоте и сельских развлечениях.
— Скажи, ты хорошо ладишь с мистером Хантом? — спросила Филиппа. — Мне по крайней мере так показалось.
— О да. Хотя могу признаться, что он не похож ни на одного из наших знакомых мужчин. Джентльмены, к которым мы привыкли… видишь ли, у него совершенно иное направление ума. Он… он прогрессивен…
— О Господи, — с легкой брезгливостью бросила Филиппа. — Хочешь сказать, в смысле политики?
— Нет.
Аннабел помедлила и скорчила смешную гримаску, сообразив, что даже не знает, к какой партии принадлежит муж.
— Но, слыша кое-какие его высказывания, я бы не усомнилась, что он виг или даже либерал…
— О небо! Может, ты сумеешь убедить его переменить политические взгляды…
Аннабел весело рассмеялась:
— Сомневаюсь. Но это совершенно не важно, потому что… видишь ли, мама, я действительно начинаю верить, что в один прекрасный день мнение этих фабрикантов и торговцев будет иметь больше веса, чем все высказывания аристократов. Я уже не говорю о финансовом влиянии…
— Аннабел, — мягко перебила мать, — прекрасно, что ты так горячо защищаешь мужа. Но поверь, простолюдин, пусть и богатый, никогда не будет столь же влиятельным, как аристократ. Во всяком случае, в Англии.